Анализ отношения Болконского к Сперанскому (Толстой Лев Н.)

Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года, и «он даже не понимал, как мог он когда-нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни», хотя так же месяц назад не мог и представить свою жизнь в городе, а не в деревне. В законотворческой сфере приближенными к императору были Аракчеев и Сперанский, который так привлек внимание Андрея, что «дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место», хотя с ним он и приехал.

Впервые он встретил Сперанского на вечере у графа Кочубея, «и в душе его что-то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни». И правда, Сперанский сыграл важную роль в жизни Болконского, потому что из-за недостатка образованных людей вокруг он поверил, что «в Сперанском он нашел идеал разумного и добродетельного человека», которых больше и не встретишь на улицах города просто так. Но это чувство Толстой сравнивает с идеалом Бонапарта, ведь чувства, испытываемые Андреем в первые минуты, были похожи на прошлые, ушедшие в забытье.

Это, как мы помним, обернулось катастрофой в прошлом и утере ценностей. Также тревожный звоночек прятался в «холодном, зеркальном, не пропускающем в душу взгляде Сперанского», в его руке, на которую все невольно смотрели, как на имеющую власть, в его слишком большом презрении к людям и в чутком умении манипулировать.

Андрей Сперанскому тоже приглянулся, поэтому уже через неделю «князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления законов», и это несмотря на то, что нет юридического образования, да, в общем-то, как и у всех остальных членов этой комиссии.

Однако после бала его отношение к обществу реформаторов переменилось. Речи больше не трогали его и даже казались ничтожными. Просто и ясно рассудил князь Андрей: «Разве все это может сделать меня счастливее и лучше?». На обеде у Сперанского хозяин дома начал казаться неестественным, «Всем, казалось, было очень весело»… Но этот было совсем не так… Андрей попал в ловушку кокетничества Сперанского и почувствовал себя единственным, кто всё понимает, хотя так же, как и остальные, «был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не делал».

«Ростова очень мила. Что-то в ней есть свежее, особенное, непетербургское, отличающее ее», вот что нравилось Андрею, и что не видел он в приближенных Сперанского. Он понял, что всё это время суть дела даже не затрагивалась, его проект военного устава был замят, потому что «другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю», а занятия в деревне ему нравятся гораздо больше этой «праздной работы».