Рецензия к рассказам и повестям Чехова (Чехов А. П.)

Хирургия (стр. 77).— По свидетельствам современников, сюжет «Хирургии» долгие годы бытовал в семье Чеховых, разыгрывался как сценка, с годами, очевидно, обрастая новыми деталями, словечками и т. д. Возник он еще в ранней юности А. П. Чехова, в Таганроге. Вот что вспоминает писатель П. А. Сергеенко, знавший Чехова с гимназических лет: «Был еще один уморительный номер в артистическом репертуаре Чехова. В несколько минут он изменял свой вид и превращался в зубного врача, сосредоточенно раскладывающего на столе свои зубоврачебные инструменты.

В это время в передней раздавался слезливый стон, и в комнате появлялся старший брат, Александр, с подвязанной щекой. Он немилосердно вопил от якобы нестерпимой зубной боли. Антон с нресерьезным видом успокоивал пациента, брал в руки щипцы для углей, совал в рот Александру и... начиналась «хирургия», от которой присутствующие покатывались от смеха. Но вот венец всего. Наука торжествует! Антон вытаскивает щипцами изо рта ревущего благим матом «пациента» огромный «больной зуб» (пробку) и показывает его публике...» («Чех. сб.», с. 337—338).

На таганрогское происхождение сюжета указывают и В. Г. Тан-Бого-раз (т а м ж е, с. 486), он называет даже фамилию фельдшера — Допбило (прототип фельдшера в рассказе), и П. Сурожский («Приазовский край», 1914, № 171, 2 июля).

Позднее, когда Чеховы жили в Воскресенске и Антон Павлович работал врачом в Чпкинской земской больнице, там же служил фельдшером некто Алексей Кузьмич, который каким-то образом напомнил Чехову старый сюжет. Во всяком случае, брат и сестра писателя связывают возникновение «Хирургии» именно с Чикипской больницей («Вокруг Чехова», с. 138—139; М. П.Чехова. Из далекого прошлого. М., Гослитиздат, I960, с. 34).

Как и большинство произведений Антоши Чехонте, этот рассказ построен на прекрасном, мастерском диалоге, что впоследствии дало повод к многочисленным инсценировкам. «Хирургия» была одним из первых рассказов, поставленных на сцене: в 1905 г. Московский Художественный театр инсценировал «Хирургию», «Злоумышленника», «Унтера Пришибеева» и «Жениха и папепьку».

Хамелеон (стр. 79).— Земляк Чехова, П. Сурожский, называет «Хамелеона» среди тех рассказов, в которых «забавные фигуры, смешные диалоги, сравнения, словечки — все это южное, местное, близкое Таганрогу. Попадаются целые картины, как будто выхваченные из местной жизни» («Приазовский край», 1914, № 171, 2 июля).

Маска (стр. 85).— Рассказ был назван Л. Н. Толстым среди тшг-дцати лучших, на его взгляд, произведений Чехова, о чем сообщал их авторшу И. Л. Толстой 25 мая 1903 г.: «Спешу исполнить свое обещание относительно рассказов, отмеченных моим отцом. Оказывается, что они, кроме того, еще разделены на два сорта: 1-й и 2-й. 1 сорт: 1) Детвора, 2) Хористка, 3) Драма, 4) Дома, 5) Тоска, 6) Беглец, 7) В суде, 8) Ванька, 9) Дамы, 10) Злоумышленник, 11) Мальчики, 12) Темнота, 13) Спать хочется, 14) Супруга, 15) Душечка. 2 сорт: 1) Беззаконие, 2) Горе, 3) Ведьма, 4) Верочка, 5) На чужбине, 0) Кухарка женится, 7) Капитель, 8) Переполох, 9) Ну, публика! 10) Маска, 11) Женское счастье, 12) Нервы, 13) Свадьба, 14) Беззащитное существо, 15) Бабы. Не могу Вам сказать, выбирал ли он эти рассказы из всех, или это только те, которые пришли ему на память, как особенно выдающиеся...»

Канитель (стр. 89).— Ал. П. Чехов указывает на таганрогское происхождение сюжета, вспоминая, как братья Чеховы должны были в детстве петь на клиросе в церкви. «Антон Павлович на этом клиросе не раз писал бабам на бумажках и на просфорах для проскомидии «о здравии» и «за упо-Koii», и это записывание имен для поминовения послужило ему впоследствии темою для его рассказа «Канитель»...» («Чехов в восп.», с. 71).

Рассказ был высоко ценим Л. Н. Толстым (см. прим. к рассказу «Маска», с. 670).

Цензура запретила «Канитель» для чтения в общедоступных концертах. В феврале 1904 г. цензор Верещагин подал рапорт в Главное управление по делам печати: «Разрешить рассматриваемый рассказ к исполнению мне представляется неудобным, так как он осмеивает церковные порядки, относясь к православным обрядам без должного уважения, о чем имею честь представить на благоусмотрение Вашего превосходительства». На рапорте начальник управления наложил резолюцию: «Согласен. 13. II» («А. П. Чехов. Сборник документов и материалов». М., Гослитиздат, 1947, с. 266—267).

Стр. 89. Цветная триодь — книга канонов, содержащая службы от пасхи до Петрова поста.

...часы читать...— то есть читать псалмы и молитвы.

Сапоги (стр. 91).

Стр. 93. «Синяя Борода» (1866) — оперетта французского композитора Ж. Оффепбаха по мотивам сказки Ш. Перро «Семь жен Синей Бороды».

Налим (стр. 96). — В рассказе воссоздан эпизод, происшедший в Бабкине, усадьбе Киселевых под Воскресенском, где семья Чеховых прожила подряд три лета (1885—1887). «Бабкино — это золотые россыпи для писателя. Первое время мой Левитан чуть но сошел с ума от восторга от этого богатства материалов. Куда ни обратишь взгляд, — картина; что ни человек — тип», — говорил Антон Павлович о Бабкине (ЛН, с. 567). Действительно, для писателя такой «восприимчивости и наблюдательности» (Бунин.— ЛН, с. 641), как у Чехова, Бабкино и Воскресенск оказались истинным богатством. На бабкипское происхождение «Налима» указывает брат писателя: «Я отлично помню, как плотники в Бабкине ставили купальню и как во время работы наткнулись в воде на налима» («А. Чехов и сюжеты», с. 33).

С. Л. Толстой вспоминает, что на Л. Н. Толстого «произвели... сильное впечатление, что он заразительно смеялся, читая вслух «Драму», «Налима», «Злоумышленника» («Октябрь», 1944, № 7-8).

Лошадиная фамилия (стр. 100).— Сюжет рассказа восходит к таганрогским впечатлениям писателя, о чем пишет В. Г. Тан-Богораз: «Лошадиная фамилия» — тоже таганрогский анекдот, хотя и измененный, В таганрогском округе были два обывателя, довольно зажиточных и видных, Жеребцов и Кобылин. Им как-то случилось заехать одновременно в ту же гостиницу, и их записали на доску рядом особенно крупными буквами. Я помню, над этим смеялись во всем Таганроге» («Чех. сб.», с. 486). Знакомая семьи Чеховых, Е. К. Сахарова, вспоминает, как Чехов рассказал ей однажды о первоначальном замысле рассказа, который потом был назван «Лошадиная фамилия». Сюжетно этот замысел совпадает с рассказом, только искомая фамилия здесь — птичья (ЦГАЛИ).

Егерь (стр. 103).— Рассказу «Егерь» в жизни писателя суждено было сыграть важную роль.

Чехов рос стремительно. Рассказы «Смерть чиновника», «Дочь Альбиона», «Хамелеон» и другие со всей очевидностью показали, что он давно уже перешагнул уровень мелкой юмористической прессы, преисполненно!; пустопорожним зубоскальством и удовлетворявшей лишь низменный вкус обывателя. Серьезный читатель не признавал эту прессу, и, будучи заметным писателем в юмористических журналах, Чехов по-прежнему оставался в стороне от большой литературы.

Посчастливилось рассказу «Егерь», напечатанному 18 июля 1885 г. «Петербургской газетой». Номер газеты попал в руки Д. В. Григоровича, и маститый писатель встретил рассказ восторженно, «...когда в «Петербургской газете» появился мой «Егерь», — вспоминал Чехов, — рассказывают, что Григорович поехал к Суворину и начал говорить: «Алексей Сергеевич, пригласите ж Чехова! Прочтите его «Егеря»! Грех его не пригласить!» Суворин написал Курепину... Курепин пригласил меня и торжественно, важно объявил мне, что меня «зовут в «Новое время»!» (воспоминания А. С. Лазарева-Грузинского в газ. «Русская правда», . 1904, М 99, 11 июля). В феврале 1886 г. в «Новом времени» уже была напечатана «Панихида», затем «Ведьма», «Агафья» и т. д. Чехов предстал перед большой читательской аудиторией.

А в марте 1886 г. Григорович отправил молодому автору взволнованное письмо, где давал самую высокую оценку его произведениям, в том числе и «Егерю»: «...у Вас настоящий талант, — талант, выдвигающий Вас далеко из круга литераторов нового поколенья». Отметив «замечательную верность, правдивость в изображении действующих лиц и также при описании природы», «верное чувство внутреннего анализа, мастерство в описательном роде», «чувство пластичности», Григорович в то же время потребовал от писателя воспитать в себе «уважение к таланту, который дается так редко», потребовал беречь «впечатления для труда обдуманного, обделанного, писанного не в один присест». «...Вы, я уверен, призваны к тому, — продолжал Григорович, — чтобы написать несколько превосходных, истинно художественных произведений. Вы совершите великий нравственный грех, если не оправдаете таких ожиданий» («Слово», с. 199—201).

Письмо Григоровича «поразило» Чехова, он «едва не заплакал, разволновался». «Если у меня есть дар, который следует уважать, то, каюсь перед чистотою Вашего сердца, я доселе не уважал его, — писал он Григоровичу 28 марта 1886 г.— Я чувствовал, что он у меня есть, но привык считать его ничтояшым». «Доселе относился я к своей литературной работе крайне легкомысленно, небрежно, зря. Не номпго я ни одного своего рассказа, над которым я работал бы более суток, а «Егеря», который Вам понравился, а писал в купальне!» Действительно, до сих пор Чехов относился к своему творчеству снисходительно, называя его «игрой в литературу» (письмо к В. В. Билибину от 14 февраля 1886 г.) и видя в нем лишь материальное подспорье для нуждающейся семьи. Поело письма Григоровича он посмотрел на свои литературные занятия серьезно, со свойственной ему взыскательностью отверг многое, до того времени им созданное, и «почувствовал обязательную потребность спешить, скорее выбраться оттуда, куда завяз...» (то же письмо Григоровичу).

Злоумышленник (стр. 106).— «Злоумышленник» — превосходный рассказ... Я его раз сто читал. Тоже судьи», — так говорил о рассказе Л. Н. Толстой (ЛН, с. 874). По свидетельству М. Горького, Толстой восхищался «изящной правдою приемов его письма» и ставил «в пример МОЛОДЫМ литераторам такие превосходные и глубокие вещи Чехова, каковы: «Тиф», «Душечка», «Припадок», «Злоумышленник», «Дуэль» и еще многие другие» («Горький и Чехов», с. 161).

О происхождении рассказа вспоминает Вл. Гиляровский, живший летом 1885 г. в Краскове па даче, куда к нему приезжал погостить Чехов. Местный крестьянин Никита Пантюхин действительно отвинчивал гайки на железнодорожном полотне для грузила. «...Антон Павлович долго разговари вал с ним, записывал некоторые выражения. Между прочим, Никита рассказывал, как его за эти гайки водили к уряднику, новее обошлось благополучно... Никита произвел на Чехова сильное впечатление. Пз этой встречи впоследствии и родился рассказ «Злоумышленник» («Чехов в воен.», с. 112).

Унтер Пришибеев (стр. ПО).— М. Горький, говоря о «гигантской политической роли» русской литературы, подкрепляет эту мысль ссылкой на произведения Чехова и, в частности, на «Унтера Пришибеева» («Горький и Чехов», с. 169).

Цензура сразу почувствовала густую политическую окраску рассказа: «Статья эта принадлежит к числу тех, в которых описываются уродливые общественные формы, явившиеся вследствие усиленного наблюдения полиции. По резкости преувеличения вреда от такого наблюдения статья не может быть дозволена», — писал цензор Сватковскнй в докладе от 18 сентября 1885 г. («А. П. Чехов. Сборник документов и материалов». М., Гослитиздат, 1947, с. 258). Рассказ тогда назывался «Сверхштатный блюститель» и предназначался для журнала «Осколки». Получив «письмо с корректурой... злополучного рассказа» (из письма Лейкину от 30 сентября 1885 г.), Чехов отправил его в «Петербургскую газету» под новым заглавием — «Кляузник», и так он там был напечатан.

Название «Унтер Пришибеев», получившее огромную силу имени нарицательного, писатель дал рассказу при включении его в Собрание сочинений.

Горе (стр. 113).— По свидетельству М. П. Чехова, тема рассказа почерпнута писателем из жизни Чикинской больницы под Воскресенском, в которой он работал врачом сразу после окончания им университета в 1884 г. (сб. «Антон Павлович Чехов. Его жизнь и сочинения». М., 1907, с. 7).

Поэт Л. И. Пальмип сразу же откликнулся на рассказ: «По-моему, это лучшее, что когда-нибудь Вы до сих пор писали. Странпое впечатление производит этот полный жизненной правды очерк, становится и смешно и грустно. Тут, как и в народной жизни, смешное переплетается с. мрачным» (письмо Чехову от~27 ноября 1885 г.),

Л. Н. Толстой числил «Горе» среди лучших рассказов Чехова (см, при меч. к рассказу «Маска» на с. 670).

Детвора (стр. 117).— Сюжет «Детворы» подсказам писателю Воскресенскими впечатлениями: «...центром всей Воскресенской жизни была.

семья Маевских. У них были очаровательные дети Аня, Соня и Алеша с которыми сдружился мой брат Антон Павлович и описал их в рассказе «Детвора» («Вокруг Чехова», с. 133). О том же источнике сюжета свидетельствует и М. П. Чехова (М. II. Ч с х о в а. Из далекого прошлого. М., Гослитиздат, 1960, с. 35).

Л. Н. Толстой считал рассказ одним из лучших в творчестве Чехова (см, примеч. к рассказу «Маска», с. 670), называл его «истинным перлом» (А. Б. Гольденвейзер. Вблизи Толстого. М., Гослитиздат, 1959, с. 68).

Тоска (стр. 121).— Рассказ поразил всех необычайным мастерством исполнения. Особенное восхищение вызывала кульминационная часть рассказа. Так, Ал. П. Чехов писал брату: «...вспоминаются слова твоего рассказа, где Иона говорит кобыле: «Был у тебя, скажем, жеребеночек и помер, и ты ему, скажем, — мать... Ведь жалко?..» Я, конечно, перевираю, но в этом месте твоего рассказа ты — бессмертен». Современная Чехову писательница . Л. А. Авилова позднее вспоминала свое впечатление от рассказа: «Как я плакала над Ионой, который делился своим горем с своей клячей, потому что никто больше но хотел слушать его. А у него умер сын. Только один сын у него был и — умер. И никому это не было интересно. Почему же теперь, когда Чехов это написал, всем стало интересно, и все читали, и многие плакали?» («Чехов в восп.», с. 202).

Л. Н. Толстой называл «Тоску» в числе лучших рассказов Чехова (см. примеч. к рассказу «Маска», с. 670).

Стр. 121. Кому повем печаль мою?..— первая строка духовного стиха «Плач Иосифа и быль» (П. Бессонов. Калеки перехожие, ч. I. М., 1861, с. 187).

Переполох (стр. 125).—Л. Н. Толстой называл «Переполох» среди лучших рассказов Чехова (см. примеч. к рассказу «Маска» с. 670).

Стр. 127. ...засадить в... камеру с мышами и мокрицами... в какой сидела княжна Тараканова.— Имеется в виду картина художника К. Д. Флавицкого «Княжна Тараканова» (1864).

Анюта (стр. 131).— «Шлю рассказ...— извещал Чехов редактора «Осколков» Н. А. Лейкина 3 февраля 1886 г.— В нем тронуты студиозы, но нелиберального ничего нет. Да и пора бросить церемониться...» В ответном письме Лейкин сообщал о цензурных затруднениях и выразил опасение, «что рассказ погиб для «Осколков». Пуританство какое-то, непременно хотят, чтобы в рассказах не были люди, состоящие в внебрачном сожительстве, что ли!..— возмущенно добавляет редактор.— Завтра днем поеду к цензору и переговорю с ним. Может быть, что-нибудь и выйдет из этого визита». Действительно, Лейкину удалось выхлопотать рассказ в цензуре, хотя и не без некоторого ущерба. В середине февраля он писал Чехову: «Сейчас получил из цензурного комитета пакет с Вашим рассказом «Анюта». Комитет пропустил его, но с помарками. Помарки заключаются в том, что затуманено внеорачное сожитие с Анютою студента, затуманено, что и раньше она жила с другими студентами. На мой взгляд, рассказ не очень испорчен и все-таки остался хорош». «Помарки в «Анюте» действительно неважны, — ответил Чехов 16 февраля.— Благодарю, что выручили этот мой рассказ...»

Стр. 133. Психея.— У древних греков Психея олицетворяла человеческую душу. Изображалась обычно в виде молодой девушки с крыльями бабочки.

Панихида (стр. 135).— Отправляя в феврале 1886 г. рассказ в газету «Новое время», Чехов подписал его своим привычным псевдонимом: А. Чехонте. А. С. Суворин, издатель газеты, телеграммой от 14 февраля попросил разрешения у писателя поставить под рассказом его настоящую фамилию. Чехов разрешил, но жалел об этом (известно из воспоминаний А. С. Лазарева-Грузинского — «Русская правда», 1904, № 99, 11 июля). В тот же день он пишет В. В. Билибину: «Фамилию и свой фамильный герб я отдал медицине, с которой не расстанусь до гробовой доски. С литературой же мне рано или поздно придется расстаться... медицина, которая мнит себя быти серьезной, и игра в литературу должны иметь различные клички...» Так думал Чехов, будучи уже признанным писателем.

15 февраля «Панихида» была напечатана, правда, отредактированная Сувориным (отсек конец рассказа). «Благодарю Вас за лестный отзыв о моих работах и за скорое напечатание рассказа...— писал Чехов Суворину 21 февраля.— Ваше мнение о выброшенном конце моего рассказа я разделяю и благодарю за полезное указание. Работаю я уже шесть лет, по Вы первый, который не затруднились указанием и мотивировкой».

«Панихида» была первым рассказом писателя, напечатанным в «Попом времени». Появление Чехова в этой газете знаменовало выход его па широкую читательскую аудиторию (см. примеч. к рассказу «Егерь», с. 671). Имей но через «Новое время» шла для него дорога в «большую» литературу, ним стые журналы. И хотя «Новое время», по выражению В. И. Ленина, было «в России образцом продажных газет» (В. И. Л с Н и п. Поли. собр. соч., т. 22, с. 44), Чехов сумел, проработав здесь несколько лет, сохранить идейную самостоятельность, сумел сохранить в чистоте свое ими. «От нововремен-ства к нему не пристало ничего: on отряхнулся, как лебедь, и попытки использовать эту близость во вред его памяти были жалки и бессильны...— писал позднее В. Г. Короленко, — пи в «Ионом времени», пи вне em Чехов не написал ни одной строки, в которой ему пришлось бы каяться, от которой пришлось бы отрекаться... Не отрекаться, не каяться, это — редкая судьба, выпадающая на долю писателя. Она дается не всем» («Русские ведомости», 1917, № 265, 3 декабря).

Стр. 138. Чечевица Исава, казнь Содома и бедствия маленького мальчика Иосифа...— Имеются в виду библейские сказания о старшем из близнецов патриарха Исаака, Исаве, который за чечевичную похлебку уступил своему младшему брату Иакову права первородства; об уничтожении города Содома, наказанного за неправедную жизнь его обитателей; о любимом сыне патриарха Иакова, Иосифе Прекрасном, которого братья, чтоб избавиться от него, продали в рабство.