Счастливого нового года от критики24.ру критика24.ру
Верный помощник!

РЕГИСТРАЦИЯ
  вход

Вход через VK
забыли пароль?

Проверка сочинений
Заказать сочинение




Время собирать камни Владимир Солоухин (*Общие критические статьи)

В одной из своих книг, символически названной «Волшебная палочка», Владимир Алексеевич Солоухин сказал точно и ясно: «Не нужно твердить, разумеется, на каждом шагу: „О любимая земля! “, „О люди, как я вас люблю! “ Но если вы действительно любите, то любовь независимо даже от сознания осветит и согреет страницы, написанные вами. Она подскажет вам слова, даст краски, навеет музыку. И что самое главное – ее обязательно почувствует читатель». Мне кажется, что именно это утверждение, за которым стоит очень многое, и дает нам возможность приблизиться к самой сути творчества Владимира Солоухина.

Писатель создает свою обостренно-характерную прозу, где с точностью и объемностью передачи впечатлений, философичностью и вниманием к поэтической детали сочетается яркая публицистичность, четко выраженная гражданская направленность, а часто и бесстрашие в отстаивании своей точки зрения. Четкая, выстраданая позиция русского художника и нашего современника-гражданина видна и когда пишет Солоухин о милой ему Владимирщине, по дорогам и тропам, деревням и лесам которой провел он читателей в книге «Владимирские проселки»; и когда знакомит нас с жителями своей родной деревни («Капля росы»); и когда поднимает острейшие, наболевшие проблемы спасения и восстановления гибнущих памятников отечественной истории и культуры («Время собирать камни».

«Письма из Русского музея», «Черные доски», «Продолжение времени» и др. ); и когда пишет о природе, затрагивает вопросы экологии, рисует картины среднерусской полосы… Огромный труд литератора-исследователя, проникающего в самую суть той или иной проблемы, изучившего ее досконально, очевиден в каждом из этих произведений Солоухина. И потому привлекает его работа и специалиста и самого широкого читателя.

Достаточно лишь одного примера, чтобы доказать это. Многие писали о Шахматове, небольшой, ныне разрушенной усадьбе, где жил великий русский поэт А. Блок. Лучшим же по глубине проникновения в суть вопроса, широте охвата материала, поэтичности и точности выводов остается очерк-исследование Солоухина «Большое Шахматове». Вообще то, что писал и пишет Солоухин о памятниках старины, не только необычно интересно, но и крайне важно. Работа писателя превращается здесь в настоящее, гражданское, патриотическое служение. Увы, не просто бывает достучаться до равнодушных сердец тех, от кого порой зависит восстановление усадьбы Блока или Аксакова, спасение обреченного на снос дома, связанного со славными событиями русской истории, или памятника архитектуры многовековой давности. Но писателю дает силу любовь к России, родной земле, любовь не созерцательная, но действенная, и созидающая. Сила созидающей любви – великая сила. И если художнику посчастливилось и он ею владеет, то можно говорить о том, что книги его выдержат самую суровую проверку – временем.

В книге очерков «Продолжение времени», имеющем подзаголовок «Письма из разных мест», Солоухин развивает традиционную для него тему «уважения к преданию», которой посвятил он и давние, еще несколько наивные «Письма из Русского музея» и отточенные, публицистически и исторически выверенные исследования-эссе в книге «Время собирать камни». В ней он обратился к печальной судьбе мест, связанных с именами замечательных представителей русской культуры. Очерк о Званке Г. Р. Державина на реке Волхове; селе Аксакове под Оренбургом; уже упоминавшийся нами очерк о блоковском Подмосковье – «Большое Шахматове»; исследование об Оптиной пустыни, связанной с именами Гоголя, Достоевского, Толстого, поднимали проблему отношения к культурному наследию народа. Не только просветительская идея движет писателем, с редкой настойчивостью продолжающего стучаться в одну и ту же дверь, но и стремление к действенному изменению создавшегося положения в отношении культурного наследия народа – старой архитектуры, живописи, музыки, сложившегося ландшафта.

«С одной стороны, государство с самого начала стоит на страже всего этого. Ленинские декреты, личные высказывания В. И. Ленина, указания, недавнее создание Всероссийского общества по охране памятников истории и культуры, наши советские законы, наша Конституция наконец, где это записано черным по белому.

Но с другой стороны, почему же утрачено так много бесценных архитектурных памятников? Почему же до сих пор на местах мы встречаемся с очевидным небрежением по отношению к историческим и духовным ценностям? »

И это отнюдь не риторический вопрос. Мы не случайно назвали работы Солоухина исследованиями. В его очерках естественно сочетается взгляд художника, видящего и чувствующего острее, чем обычные люди, и позиция аналитика общественных, социологических и нравственных проблем нашей действительности. Продуманные, аргументированные выступления писателя порой влекут за собой и конкретные решения компетентных организаций. Яркий тому пример – Постановление Совета Министров РСФСР о создании в Подмосковье Государственного заповедника Александра Блока. Немалую роль в принятии этого решения сыграл очерк-исследование Владимира Солоухина.

В произведениях писателя явственно прослеживается мысль о необходимости спасти то, что еще можно спасти. Конечно, невозможно восстановить сказочное средневековое Зарядье, на месте которого поднялась давящая махина гостиницы «Россия», но, показав то, что мы потеряли, уничтожив московский старый город, древнейшую часть столицы, ради здания банальной гостиницы, место для которой легко можно было найти хотя бы на Юго-Западе Москвы, Солоухин предупреждает новые ошибки, новые безвозвратные потери, в конечном счете играющие пагубную роль в духовном, нравственном воспитании людей, ибо прагматически-категорические решения судьбы памятников истории теми, кто считает их лишь обреченным к сносу ветхозаветным хламом, «вытравляют из сознания народа уважение к величию человеческого духа». Судьба Зарядья, исследованная в очерке «Знаменский собор», показательна еще и тем, что здесь, пишет Солоухин, «получилось, как и во многих подобных случаях, по Ивану Андреевичу Крылову: „А Васька слушает, да ест“. Сколько спорили, писали, шумели, организовывали „круглые столы“, разводили дискуссии, высказывали единодушное мнение, а Зарядья меж тем нет, и гостиница, которую называли „тяжеловесной“, „громадой железобетона“, „подавляющей“ и „оскорбляющей эстетические чувства“, – гостиница эта между тем построена, существует». И орошено еще одно зерно для размышления.

Очерки Солоухина поднимают много проблем. Волнует писателя и судьба восстановленной «Триумфальной арки» и пока не возрожденных «Красных ворот» и знаменитой Сухаревой башни; он размышляет о вечных культурных ценностях, которые составляют основу духовной жизни человечества, и видит немало настораживающих факторов в небрежении этими ценностями. «Можно быть спокойным, никто не позволит переписать (поближе к Пикассо) Сикстинскую Мадонну Рафаэля», и люди всегда будут видеть эту картину такой, какой она создана, какой видело ее до нас не одно поколение людей.

Но, оказывается, в уставах соответствующих органов нет параграфов, а в соответствующих законах нет статей, сохраняющих от последующих вмешательств памятники литературы и музыки. К сожалению, видимо, действительно необходим закон, чтобы преградить поток вопиюще вульгарных, искажающих смысл и форму первоисточника вариантов классических произведений на теле– и киноэкранах, театральных, балетных и даже эстрадных подмостках. Что же, как не подрыв духовных основ, нравственных и эстетических критериев, разного рода «экспериментальные» интерпретации Чехова, Толстого, Достоевского, Островского и т. д., все эти микрофонопоющие, пляшущие, искаженные, неузнаваемые образы героев классической литературы и театра. Истинная культура неразрывно связана с почитанием того, что сделано художниками предшествующих поколений, и ценности эти негоже пускать на распыл в угоду ветрен-ной моде и дурному вкусу. Но коль скоро находятся любители спекуляций на классическом наследии, стремящиеся погреть на ней руки, то и защищать его следует, видимо, законом, государственно. Все эти проблемы теснейшим образом связаны с нравственным воспитанием людей, ведь небрежение историей своей земли, наплевательское отношение к прошлому в конечном счете обездоливает человека, ожесточает его душу. Гибнущие по глухому чиновничьему равнодушию памятники культуры, забытые могилы предков, исчезающие изделия народных промыслов – многие неразрешенные и назревшие конкретные проблемы поднимает в этих очерках Солоухин. Созидательный пафос очерков в высокой духовности героев Солоухина – художника Павла Корина, просветителя Алексея Кулаковского и, конечно, Марии Клавдиевны Тенишевой, создательницы Талашкина, одной из тех, кто, как писал Н. Рерих, «слагал ступени грядущей культуры». Жаль, конечно, что порушились эти выложенные на смоленской земле ступени, но горький урок, который преподает на примере судьбы Талашкина В. Солоухин, в высшей степени поучителен.

В очерке о Корине есть отличная мысль: «В отстаивании своих принципов настоящий художник может пойти на костер, на плаху – вовсе не потому, что он такой уж бесчувственный и прирожденный храбрец, но просто потому, что это для него наиболее естественная линия поведения. Он и не догадывается, что можно вести себя иначе». Да, часто художнику требуется гражданское, личное мужество. И в последовательной, аргументированной, твердой позиции Солоухина по отношению к судьбам культурного наследия, теме, прошедшей через многие его произведения, видится следование лучшим гражданским традициям русской литературы, всегда бравшей на себя решение проблем общественных, нравственных и остроактуальных.

Как-то В. Солоухин сказал, что относится к типу художников, у которых «документ, факт стоят… впереди фантазии». Проще говоря, описывает он то, что видит. Но все дело в том, как он это делает. И об этом можно написать весьма серьезное исследование.

Несомненно, многим обязан Солоухин-прозаик Солоухину-поэту. Но это особый, специальный разговор. Подчеркнем здесь лишь, что точность выбора слов, дисциплина формы да и сама личность прозы Солоухина, несомненно, восходят к стихам, значительной ипостаси его творчества.

Завершая «Венок сонетов» (отметим, что поэт достиг многого в этой строгой форме, что свидетельствует об отличной школе и незаурядном мастерстве), Владимир Солоухин писал:

Эти слова могут стать девизом его творчества.

Владимир Енишерлов

В данном случае мы не за кресты как атрибут православия, но за кресты как архитектурное завершение здания. Показывать прекрасный старинный архитектурный памятник (церковь), лишив его таких завершающих деталей как кресты, это все равно что демонстрировать красивых женщин, обрив их наголо, а то и без головы. Кстати сказать, кресты с их огромным разнообразием были целой областью интереснейшего прикладного искусства (как, скажем, чугунные решетки), и если бы издать альбом, показав многие ажурные, литые, кованые кресты, мы увидели бы бездну мастерства, разнообразия, художественного вкуса, красоты…

Недавно я перелистывал один антирелигиозный словарь и наткнулся на словечко «радение». Вот что там говорилось о радениях сектантов (хлысты, скопцы, пятидесятники и др. ): «…обряд, во время которого верующие с помощью особых песнопений, пляски, кружения, беганья, прыганья и др. до изнеможения приводят себя в состояние религиозного экстаза… разрушительно действует на нервную систему их участников, нередко приводя и психическим расстройствам и заболеваниям».

Может, только то было общее в их живописной судьбе, что и тот и другой в определенные, критические моменты своей жизни оставили главную свою дорогу (тот свою, а этот свою) и стали писать и тот и другой портреты современников. Однако Нестеров пришел к портретной живописи уже будучи Нестеровым, то есть сказав уже свое нестеровское слово, Корина же долгие годы публика знала лишь по его портретам да второстепенным вещам, не подозревая о главном запасе, хранящемся в мастерской художника.

П. Д. Корин тоже был представлен, но это было совпадение. Его выставка была персональной в связи с его семидесятилетием.

За цикл портретов современников: Р. Н. Симонова, М. С. Сарьяна, Кукрыниксов, Р. Гуттузо.

Известен курьез, происшедший с Кориным в Италии (последняя, третья поездка) во время работы над портретом современного итальянского художника Ренато Гуттузо. После первого сеанса, когда Корин, естественно, сделал лишь беглый набросок будущей картины, присутствовавшие там другие художники и сам позирующий стали наперебой восхищаться: «Какая законченность! », «Какая полнота красок! », «Какая проработка! » Павел Дмитриевич слушал похвалы с недоумением: как могут художники-профессионалы принимать набросок за законченное произведение? Предстояло еще много сеансов, прежде чем Корин поставил под работой свою подпись.

Цит. по монографии: Михайлов А. Павел Корин.

Подобная режиссура не выдумка. Попытка такой постановки «Бориса Годунова» имела место в начале тридцатых годов.

В русской поэзии есть превосходный пример. Стихотворение Гейне «На севере диком» перевели и Лермонтов и Тютчев. Можно сравнить.

Конечно, это сравнение невозможно было бы у нас, ибо у нас гусыня непременно домашняя птица и символизирует совсем другое. Но глаз якута видит красоту и изящество в природе, там, где мы их уже отучились видеть. Насколько банальнее было бы сравнить красавицу с лебедыо, лебедицей, в духе нашей поэзии.

Впрочем, все стихотворения А. Кулаковского я скорее называл бы небольшими поэмами, хотя у него есть и большие (длинные) поэмы.

Некрасов Н. А. «Мороз, Красный нос».

Но потом, когда удалось увидеть другие картины Васильева, оказалось все же, что не сестра. Есть у него портрет Лены Асеновой. Нетрудно увидеть, что она и служила художнику моделью для многих картин. А портрет сестры тоже существует. Молодая девушка изображена с собакой. Но на этой выставке в подмосковном совхозе ни того, ни другого портрета не было.

Характерно при этом, что словечко «русское» во всех этих случаях, как и во многих других (русская икра, русская водка, русские меха, русская икона), говорит об особенном качестве предмета, об особенной его ценности и как бы гарантирует качество и ценность. В то время как стоит сказать «американское золото» или даже «американский бриллиант», как получаем представление об упрощенности предмета, о его как бы «псевдо».

Судьба перечисленных построек такова. Здание театра сгорело. «Скрыня» цела, хотя вид у нее теперь совершенно непотребный. В ней размещается пункт по приему молока. Малютинский дом не уцелел. «Школа» цела, но пустует и приходит в полную негодность. «Общежитие» цело, в этом доме живут несколько семей.

В литературе о Талашкине чаще всего употребляется слово «фрески», но все же это были не фрески (то есть не роспись красками по сырой штукатурке), а другая техника. На стены был наклеен холст, который потом загрунтовали. По этому-то загрунтованному холсту и шла роспись. Когда я, стараясь уточнить, спросил у теперешнего музейного работника, у, так сказать, «хозяйки» Талашкина Лидии Ивановны Кудрявцевой, точно ли это были не фрески, она сказала: «Сомневаться не приходится. Я сама трогала руками этот холст, когда он клочьями, уже обсыпавшийся, свисал со стен».

Основатель Исторического музея в Москве.

Источники:

  • Солоухин В. Время собирать камни / Предисл. В. Енишерлова; Ил. В. Лукашова.— М.: Правда, 1990.- с. 688

  • Аннотация:

    В книгу Владимира Алексеевича Солоухина вошли художественные произведения, прошедшие проверку временем и читательским вниманием, такие, как «Письма из Русского Музея», «Черные доски», «Время собирать камни», «Продолжение времени».В них писатель рассказывает о непреходящей ценности и красоте памятников архитектуры, древнерусской живописи и необходимости бережного отношения к ним.

    Обновлено:
    Опубликовал(а):

    Внимание!
    Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.
    Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

    Спасибо за внимание.

    .