Перестаёт ли побеждённый враг быть врагом?Д.Оруэлл (Итоговое сочинение (декабрьское))

Вопрос о том, перестаёт ли побеждённый враг быть врагом, лежит на стыке военной стратегии, психологии и морали. Если рассматривать врага исключительно как военную силу, то с момента его капитуляции или полного разгрома он перестаёт быть непосредственной угрозой. Однако человеческая история и великая литература свидетельствуют о том, что понятие "враг" редко ограничивается лишь полем боя. Вражда часто укореняется в идеологии, культуре, памяти о потерях и страхе, и эти корни не уничтожаются одним военным поражением. Победа может закончить войну, но только глубокое примирение способно положить конец вражде.

Во-первых, побеждённый враг часто остаётся врагом в силу идеологической непримиримости и страха возмездия. Когда конфликт носит не только территориальный, но и мировоззренческий характер, физическое поражение не означает капитуляции духа или убеждений.

Победитель, зная это, продолжает видеть в побеждённом потенциальную угрозу, а побеждённый, униженный поражением, может таить в себе жажду реванша.

Этот аспект ярко раскрыт в антиутопии Джорджа Оруэлла «1984». В мире Океании враг (будь то внешний — Евразия или Остазия, или внутренний — Голдстейн и Братство) является не просто оппонентом, а функциональной необходимостью для поддержания власти Партии. Когда индивидуальный враг, такой как Уинстон Смит, оказывается побеждённым, его не просто устраняют — его ломают и "перевоспитывают". Уинстон полностью капитулирует, предает свои идеалы и начинает искренне любить Старшего Брата. Он перестаёт быть активным врагом, но для Партии он навсегда остаётся потенциальным врагом, чья лояльность должна постоянно контролироваться и проверяться. Оруэлл показывает, что в тоталитарной системе даже сломленный и побеждённый человек остаётся объектом подозрения, поскольку вражда является частью государственной структуры, а не просто результатом конфликта.

Во-вторых, линия между врагом и другом стирается только тогда, когда победа или поражение приводят к осознанию общей человечности. Литература часто демонстрирует, что в моменты крайнего напряжения или близости смерти военные роли отходят на второй план, и человек начинает видеть в противнике такого же страдающего человека.

Ярким примером такого преображения является роман Льва Толстого «Война и мир». В ходе сражений Толстой неоднократно показывает, как условность вражды разрушается перед лицом смерти. Особенно показателен эпизод, когда раненый князь Андрей Болконский лежит на поле Аустерлица и видит над собой высокое, бесконечное небо. В этот момент его прежние идеалы славы, его вражда к французам, его стремление к героической победе — всё кажется мелким и ничтожным. Он видит Наполеона, своего кумира и врага, и ощущает, что этот человек, как и он сам, лишь песчинка в огромном мире. В этом прозрении, вызванном почти смертельным поражением, враг перестаёт быть символом зла; он становится просто другим человеком. В такие моменты, когда идеология и военная форма сброшены, побеждённый (или раненый) перестаёт быть врагом, потому что его человеческая сущность выходит на первый план.

Таким образом, ответ на поставленный вопрос неоднозначен. На уровне политическом и идеологическом побеждённый враг часто сохраняет статус врага, требуя постоянного контроля и подавления, как это показано в антиутопиях. Однако на уровне личном, моральном и экзистенциальном, как учит нас Толстой, вражда может быть преодолена через сострадание и осознание общности человеческой судьбы. Истинное завершение вражды происходит не в момент капитуляции, а в момент примирения, основанного на взаимном уважении и отказе от идеологии ненависти. Пока этого не произошло, побеждённый враг остаётся лишь временно обезвреженным.