А.С. Пушкин в зеркале серебряного века (Сочинение на свободную тему)

Век расцвета и единодушия, век величия русской литературы. И пришедший ему на смену век драматичный и переломный. Соседние, но разделенные непреодолимой пропастью века смотрятся друг в друга, как в потемневшую воду державинской «реки времен» и, такие непохожие, неизменно находят пересечения.

Конечно, поэты, философы и критики серебряного века ни раз обращались к своим предшественникам из золотого. Не могли они обойти вниманием и центральную фигуру литературы той эпохи – А.С. Пушкина. Личность и творчество поэта волновало представителей двадцатого века, заставляло вновь и вновь заглядывать в зеркало прошлого, чтобы оспорить традицию или продолжить ее, взглянуть на общеизвестные тексты по-новому.

«Если бы Пушкин прожил еще десять-двадцать лет, -- то плеяда талантов, которых в русской литературе вызвал его гений, соединилась бы под его руководством…» -- писал религиозный философ, литературный критик и публицист В.

Розанов. Его восхищала универсальность поэта, легкость, с которой охватывал он всю широту поэтических идей, твердость и спокойствие его тона. Он видел в очаровании Пушкина воспитывающее и образующее значение.

Универсальность Пушкина влекла и другого философа – М. Гершензона. В контексте тематического блока «поэт и поэзия» стихотворение Пушкина «Пророк» рассматривается им как единое для всех людей искусства преображение. По словам Гершензона для Пушкина характерно возведение вдохновения в высшую степень величия и отвержение «холодного» разума.

Вопросом миссии поэта в творчестве Пушкина задавался также А. Блок. Дело художника, такое, каким видел его Пушкин, близко поэту-символисту, несмотря на разверзшуюся пропасть эпох. Была и есть «чернь» с ее мелочными заботами и запросами, -- говорит Блок – и поэт, полный стремлений, несоизмеримых порядкам внешнего мира.

Центром притяжения становится для Блока и пушкинское понимание свободы. Он максимально емко выражает свое отношение к этому мотиву лирики великого поэта в стихотворении «Пушкинскому дому», которое принято считать поэтическим завещанием Блока. «Пушкин! Тайную свободу//Пели мы вослед тебе!//Дай нам руку в непогоду,//Помоги в немой борьбе!». Как и для Пушкина, для

Блока свобода – это состояние духа, изначально присущее каждому поэту.

И. Анненский, служивший директором Николаевской гимназии в Царском селе и сам ни раз гулявший там, где ступала нога Пушкина, в его поэзии видел прежде всего любовь к родной природе и истории. В речи Анненского, посвященной Пушкину, прозвучали такие слова: «Если на его лире, бесконечно видоизменяясь, никогда не смолкали «те гимны важные, внушенные богами» и если слова Пушкина: «Служенье муз не терпит суеты; Прекрасное должно быть величаво» -- истинное признание, то за юношескими впечатлениями поэта в Царском селе должна утвердиться их настоящая ценность».

Похожее ощущение близости с Пушкиным во время пребывания в Царском селе испытывает и А. Ахматова. Ее стихотворение «Смуглый отрок бродил по аллеям…» выражает нежность поэтессы по отношению к А.С., в этих строках звучит единение веков, разлучающих поэтов. Величием Пушкина как творца и как личности Ахматова будет восхищаться еще ни раз: пример тому – стихотворение «Пушкин», в котором ревностное недоумение сочетается с преклонением пред божеством поэта.

Величие Пушкина воспето и в стихотворении М. Цветаевой «Пётр и Пушкин». Поэтесса, в своих строках глядя сквозь века, видит среди заслуг императора Петра I лишь одну поистине значимую – забота о предке Пушкина Ганнибале, которая расценивается Цветаевой как «бессмертный подарок России».

Цветаева относилась к центральной фигуре золотого века по-особенному: не как к фигуре. В Пушкине она в первую очередь видела личность – человека. Так в стихотворении «Бич жандармов, бог студентов» лирическая героиня Цветаевой смеется над попытками современников приспособить Пушкина под эпоху, недоумевая «куда девали пёкло губ», «бунт пушкинский», «уст окаянство». Так поэтесса и А.С., между которыми стоит целый век (стихотворение написано в 1931 году), оказываются близки, как два любых живых человека.

Вторит Цветаевой и В. Маяковский в стихотворении «Юбилейное», написанном накануне 125-й годовщины смерти Пушкина. «Я люблю вас, но живого, а не мумию,» -- заявляет Маяковский. Перебирая современников, он не видит равных как себе, так и Пушкину, и они остаются на пьедестале вдвоем. Важной кажется именно личность: а Пушкин из «Юбилейного»

приобретает черты близкие самому автору – это и позволяет поэтам «вести дружеский диалог».

Маяковский – не единственный, кто, посвящая стихи Пушкину, наполнял его собственными чертами. Так, например, в стихотворении С. Есенина «Пушкину», А.С. получает несомненно лестную характеристику, которая в читательском сознании относится прежде всего к лирическому герою автора: «О Александр! Ты был повеса, как я сегодня хулиган».

Однако не все исследователи пушкинского творчество единогласно говорили о его безоблачном величии. Так анализируя уже упомянутое стихотворение «Пророк» и заложенное в нем неизменное преображение поэта, философ и богослов С. Булгаков видит в даре Пушкина несоответствие «пророческим» критериям. Духовное напряжение, призванное со временем только устремляться выше, по Булгакову переходит у Пушкина в некоторое духовное изнеможение: «давно, усталый раб, замыслил я побег».

«Иссякание духовного источника» заметил в творчестве Пушкина и предшественник Булгакова – религиозный философ, поэт и критик В. Соловьев. Как говорится в его книге «Судьба Пушкина», А.С., понимая, что от него требовали его высшее призвание и христианские убеждения, все же не мог «сохранить и возвести на новую высоту добрый смысл своей поэзии» -- а значит не мог и исполнить собственноручно созданное призвание пророка.

Так находя в таланте Пушкина изъяны или воспевая его дар поэты и философы ХХ века продолжали обсуждать эту знаковую фигуру, стремиться к ее поднебесному величию, находить новые тайны, в ней скрытые.

Литература серебряного века, богатая интертекстуальностью и обращениями к прошлому, представляла собой зеркало, отражающее золотые отблески прошлой эпохи и ее центральных фигур. Несомненно, что это зеркало было обращено к А.С. Пушкину.